Имперские ведьмы - Страница 34

— За что твою мать развоплотили? — спросил Влад, сам удивившись, как легко соскользнуло с языка прежде неизвестное жутковатое слово.

— Ни за что. По злому навету.

— Это как? — Вот уж во что Влад не мог поверить, что у ведьм, способных читать чужие мысли и проницать взором неведомое, могут быть судебные ошибки.

— Кто-то жупельницу в один из домов подпустил, — начала рассказывать Чайка. — Есть такая пакость в океане, на одном из островов. И эта жупельница, прежде чем ее убили, две семьи выела. Ясное дело, за такое полагается развоплощение. А как узнать, кто это сделал? Тут без сестры-дознавательницы не обойтись. Сестра-дознавательница — это обычная ведьма, но у нее есть хитрая особенность: она всегда все про своих соседок знает. Вроде и в трубу не подглядывала, а спроси, что соседка на обед варила — мигом скажет. В той деревне одна такая была, к ней и пошли. А она сразу на мою мать показала — она, мол, больше некому. Стали проверять: и впрямь летала она на тот остров, метла-то дорогу помнит. Та в слезы: мол, на горячие источники летала, угри выводить, а жупельницу не привозила. Да кто ж поверит? Приговорили… Привезли ее сюда, а она возьми да и потребуй у матерей эликсир правды.

Чайка вздохнула и потерла пальцем нос, словно проверяя, не объявились ли там угри. Влад слушал рассказ, как страшную сказку, каких в жизни не бывает. Корабль висел высоко над городом, так что снизу и не разглядеть; Влад и Чайка ждали вечера.

— А эликсир этот — штука страшенная, — продолжила Чайка. — Его только самые суровые старухи варить могут. Что развоплощение, что эликсиру хлебнуть — результат один, но развоплощают быстро, раз — и нет тебя, а от эликсира мук примешь несказанно, он по частям душу разъедает. И укрыть нельзя ничегошеньки, ни одной тайны, ни единого секретика. Ежели кто эликсир пьет, так весь совет слетается послушать, у самой захудалой колдуньи всегда есть чем поживиться. Сидят вокруг страдалицы, словно стервятники кругом издыхающего зверя. Зато если окажется, что приговоренная хотя бы в малом была невиновата, старухи в лепешку расшибутся, а настоящую виновницу найдут и накажут. Без этого нельзя, иначе никто их эликсира поганого пить не станет. Его пьют, чтобы хоть с того света, но обидчице отомстить. Родительница моя и впрямь оказалась невиновной. На остров летала угри лечить и жупельницу не привозила.

— Преступницу-то нашли?

— Нашли. Сестра-дознавательница и оказалась. Она два года жупельницу в коробочке хранила, все ждала, когда кто-нибудь из соседок на тот остров слетает. На кого только могла порчу наводила, чтобы угри высыпали. Вот и дождалась. Она потом сама во всем призналась. Ее совет судил, и тоже развоплотили. Так они и лежат рядом. Глянуть — так сестры родные, не отличить.

— А невинную-то зачем в этот инкубатор?

— Так ей уже без разницы, она все равно развоплощенная. Зачем добру зря пропадать?

Влад промолчал. Страшная сказка закончилась еще более страшной в своем прагматизме моралью.

Внизу медленно вечерело. Опустел пляж, погрузился во тьму местный форум. Ни единого огня не освещало улицы: чародейкам не нужно, они и так видят. Лишь багровыми клубами отливал горячий воздух над верхушками печных труб. Влад прищурился и с расстояния во много сотен километров различил искры, вылетающие из очага через дымоход, и даже вроде бы ощутил запах подгоревшего мясного пирога и густого супа из капусты с любистком.

— Пора?

— Нет, что ты. Еще никто не спит. Ужинают, потом колдовать будут. Вечернее колдовство самое забористое. Только потом спать лягут, да и то не все. Но кто нам нужен, те лягут.

— Все-таки скажи, что ты задумала? А то болтаемся тут у всех на виду. Внизу небось звезды высыпали, так что и нас видно.

— Пускай. Ты, главное, следи, чтобы к нам никто потихоньку не подкрался. Особенно если шестериком, тогда сразу меня дергай. А что я задумала — сам скоро увидишь.

— Тогда хотя бы расскажи, что за жупельница такая, что сначала в коробочке сидит, а потом целыми семьями людей жрет?

— Жупельница и есть. Жучок такой махонький. Так просто он ничего человеку сделать не может, а вот если девочка совсем крохотулечная, то жупельница ей в носик или ухо залезет и там спрячется. А когда мама спать уляжется и дочку с собой возьмет, то жупельница уже на мать переползет и в мозг вгрызется. А та во сне и не почует ничего.

Влад кивнул понимающе. Сама Чайка все ночи проводила в обнимку с помелом, обратившись в сияющую торпеду. Приблизиться к ней в это время было равносильно самоубийству что для жупельницы, что для мужчины — разницы никакой.

— Вообще-то детям полагается перед сном ушки и нос проверять, грудное молоко закапывать, да кто ж это делает? Вот когда по деревне весть прошла, что жупельница двух женщин убила, то тут все кинулись девкам уши мыть, даже самым большим. Так через день жупельницу и словили.

— А дети как? Те, в которых жупельница забиралась.

— Что дети? Жупельница грудничков не ест. Она женского молока на дух не переносит. Девочки потом рядом с мертвой матерью от голода умерли, а быть может, их нашли и выходили. Не знаю, это ж когда было.

— Одного не пойму, зачем твоя дознавательница это устроила? Чем ей соседка досадила, чтобы так мстить?

— Я откуда знаю? Может, соседка у нее в детстве прутик любимый отняла. Для ненависти много причин не надо. На то и ведьмы…

Лозунг чародейного царства на этот раз прозвучал странно, и лишь через минуту Влад понял, что Чайка опустила слово «мы».

— Пожалуй, потихоньку начну, — сказала Чайка, окинув взором глубокую тьму, сгустившуюся внизу. — Следи за воздухом, чтобы никакая посторонняя ступа рядом не ошивалась.